Имперский тупик. Часть 1. Чего хочет Путин?

В свете недавних заявлений белорусского диктатора Лукашенко, который фактически объявил о территориальных претензиях к Украине, неплохо бы разобраться в том, откуда здесь “ноги растут”. Ведь не сам же он такое придумал … Как видит новый российский царь новую национальную идею? Чем чревата паспортизация украинского Донбасса? Куда приведут Россию, Европу и Украину замороженные конфликты? Эссе военно-политического аналитика Андрея Омельянчука отвечает на эти вопросы и дает четкую и глубокую картину происходящих событий в их геополитической и исторической взаимосвязи.

“Неудача в поисках концепции имперской идентичности позволила Владимиру Путину навязать России и миру собственное достаточно ограниченное видение нации …”

“Собиратели земель” – новое Средневековье

В своей концептуальной работе “Дипломатия” Генри Киссинджер удачно заметил, что принципом устойчивого существования такого геополитического образования как СССР(Россия) является неизменное стремление к горизонтам имперского могущества путем постоянного расширения. Это объясняет стабильную активность Москвы в стремлении сохранить и расширить зоны влияния на постсоветском пространстве.

Современная политика Кремля по отношению к Европе и вообще к условному Западу базируется на единоличной власти Владимира Путина, мировоззрение которого формируют окружающие его силовики. В 2014-м году, (после сокрушительного провала проекта “Новороссия”, который предусматривал “реинтеграцию” минимум восточных и южных территорий Украины в состав РФ,- ред.) некоторые из них смогли несколько сдержать имперские амбиции, удержав Кремль от прямой конфронтации с Западом,  и сегодня работа всего государственного аппарата России направлена на ведение гибридной войны.

Однако, за узким кругом силовиков, влияющих на решения российского президента, есть и отдельные политические фигуры, которые не поддерживают политику Путина, так как считают ее слишком “умеренной”. По их  мнению Россия, несмотря ни на что, должна восстановить империю и снова стать “великой державой”, – что бы в это понятие не вкладывалось. (Это должны понимать те, кто считает, что все проблемы Украины разрешатся после смерти или отставки Путина, – ред.)

Общими амбициями всех проимперских сил в России является  создание многополярного (двух или трехполярного, включая Китай ред.)  мира, сохранение военно-политического паритета с США и обеспечение статуса “великой державы”, в первую очередь за счёт поглощения соседей. (Именно так, через агрессивное расширение, действовало Московское царство начиная с пятнадцатого столетия. Не секрет, что Путина в “ближнем” и “втором” кругу приближенных почти всерьез называют “царем”, – ред.)

Российский царь и рынок национальных идей

В девяностых годах прошлого столетия после развала СССР российские политические элиты рассматривали пять возможных концепций национальной идентичности: “объединяющая нация”; “нация всех восточных славян”, “нация как языковая община”, “нация как раса” и “гражданская нация”. Ни одна из этих концепций не стала интегрирующей идеей, поэтому  сегодняшняя Россия – государство, но ещё не нация. (К примеру у якутов и дагестанцев в рамках государства РФ нет ни одной ментальной точки соприкосновения,- ред.)

Неудача в поисках концепции имперской идентичности вынудила Владимира Путина навязать России и миру собственное достаточно ограниченное видение нации, основанное на идее “соотечественников за рубежом”. Термин был предложен ещё в 1992 году российским политологом Сергеем Карагановым для обозначения этнических русских, которые оказались за пределами официальных границ страны, но имеющих культурные и языковые связи с Россией. 

Эта идея была отражена в нормативных документах. Принятая в 1993 году первая военная доктрина России чётко провозглашала, что ущемление прав этнических русских в ближайшем зарубежье представляет собой военную угрозу для России. В тех же 1990-х годах было подготовлено несколько государственных программ по развитию связей с соотечественниками в странах ближнего зарубежья, но именно в документе “Стратегия-2020” 2008 года ясно подчёркивалось, что интересы и безопасность этих “соотечественников” будут защищаться Россией, в том числе и военной силой.

В 2008 году тогдашний президент РФ Дмитрий Медведев объяснял вторжение российской армии в Грузию, поддержку пророссийских сепаратистов в Абхазии и Южной Осетии, именно “правом России защищать своих соотечественников”. В июле 2014 года, Владимир Путин, пытаясь оправдать оккупацию и незаконную аннексию Крыма, а также ввод российских войск и поддержку пророссийских боевиков на востоке Украины, использовал тот же аргумент,

Сегодня это самоназначенное Москвой “право на защиту своих соотечественников” в бывших советских республиках является ключевым элементом процесса реставрации империи, а российское законодательство определяет термин “соотечественник” таким образом, что позволяет рассматривать таковым практически любого, кто связан с Россией или бывшим Советским Союзом.

Главные агенты империи

Российская так называемая “мягкая сила” (социокультурная, информационная и торговая активность по расширению сфер влияния) тесно связана с деятельностью в рамках политики “соотечественников за рубежом”, укрепления языковой, культурной, экономической и религиозной связей. Такая работа организована по пяти основным направлениям: связи с общественностью и публичная дипломатия; работа со средствами массовой информации; деятельность Русской Православной Церкви; организация комиссий, посвященных “исправлению искаженной истории”; обеспечение деятельности различных фондов, ассоциаций, клубов и семинаров для общей координации, поощрения культурного и научного сотрудничества, развития русского языка и культуры за пределами России. Из инструментов реализации “мягкой силы” наиболее активными являются Фонд “Русский мир” и Русская Православная Церковь.

Созданный в 2007 году фонд “Русский мир” выступает совместным проектом Министерства иностранных дел и Министерства образования. А Русская Православная Церковь, вероятно, является одним из важнейших инструментов “мягкой силы” Кремля, и религиозная догматика зачастую служит прагматичной реализации национальных интересов. И хотя РПЦ не полностью контролируется Москвой, по вопросам внутренней политики она действует в тесной координации непосредственно с Кремлем, а по внешним вопросам – с Министерством иностранных дел. В 2011 году Министерство иностранных дел и Московский Патриархат создали совместную рабочую группу “для обмена оценкой различных ситуаций в конкретных регионах мира, где есть православные верующие”. Стоить отметить, что после аннексии Крыма и российской агрессии на востоке Украины в последнее время авторитет РПЦ несколько ослаб, однако ширина охвата её прихожан остаётся значительной.

Хотят ли русские войны? Да, но уже гибридной.

Понятие “гибридной войны” прямо не упоминается в нормативных или руководящих документах РФ. Однако опосредовано на её значении сделан акцент в представленной в 2003 году минобороны РФ  Белой книге, где конфликты будущего представлены как “асимметричные”. Продолжением этого концепта стал доклад военной конференции 2013 года начальника российского генштаба генерала Валерия Герасимова под названием “Ценность науки в предвидении. Новые вызовы требуют переосмыслить формы и способы боевых действий”. Содержание доклада в общих чертах подводит аргументацию под принципы конфликтов нового типа – которые будут неизменно гибридными и глобальными. И “мягкая сила” в таких конфликтах будет выступать перманентной прелюдией применения более классических средств вооружения – станет предвестником возможного использования уже “жёсткой силы”.

По мнению американских экспертов, существует несколько фаз преобразовании “мягкой силы” в “жёсткую”, где задачами начальных этапов является повышение лояльности “соотечественников” Кремлю и снижение их доверия к местным органам власти страны пребывания: укрепление языковых, культурных и религиозных связей; предоставление гуманитарной помощи; формулирование различных стратегий, конкретно направленных на “соотечественников” (например, организация конгрессов, конференций, культурного и научного сотрудничества, фондов для продвижения российской культуры). (Все это мы наглядно наблюдали на востоке Украины в течение нескольких лет до начала российской агрессии,- ред.)

Последующие этапы включают систематическое предоставление российского гражданства (“паспортизация”) для переформатирования “соотечественников” в российских граждан с параллельной работой, направленной на дискредитацию местной власти. При этом происходит целенаправленная дезинформация с задачами подчеркнуть социально-экономические и возможно информационно-культурные проблемы российского меньшинства ближнего зарубежья. Также в указанном контексте российской дипломатией и спецслужбами успешно используется сложная ситуация в области безопасности, когда “соотечественникам” может что-то угрожать. В таком случае фабрикуется обращение граждан с уже российскими паспортами к властям РФ с просьбой защиты, что будет означать формальный (например, аннексия Крыма) или неформальный (например, замороженные конфликты) предлог для оккупации и осуществления контроля над территорией, где которой живут российские “соотечественники”.

Замороженные конфликты, объединяющие элементы как “мягкой”, так и “жёсткой” силы, становятся все более привлекательным вариантом сохранения и утверждения российского влияния в постсоветских регионах. Многие из таких конфликтов сами по себе являются неразрешённым наследием советской эпохи и в настоящее время успешно используются Москвой для удержания географической сферы своих амбиций от сближения с Брюсселем или Вашингтоном.

Так, например, новый прозападный президент Молдовы может попросить, но не заставить российские войска покинуть Приднестровье, а недавно прибывшие российские вооруженные силы в Армению будут выполнять аналогичную функцию. Военное присутствие позволяет России эффективно оказывать влияние и дестабилизировать цели евроатлантической безопасности.

О том как смотрит на аппетиты Кремля Запад – в следующей части.

Андрей Омельянчук, специально для “Військовий Кур’єр України