Польша – сосед и военный союзник Украины, у которого есть свой счет к России. Но, в отличие от Украины она входит в НАТО. Военно-политические обозреватель “Курьера” – в деталях о малоизвестных аспектах взаимоотношений этой страны и Североатлантического альянса. Не пропустите!
После создания в 1949 году военно-политического блока НАТО, неформально заявленными (одним из его лидеров), целями организации были: сдерживание СССР вне Европы, американцев внутри её, а немцев под контролем. В такой трактовке неудивительно, что тогда главной силой в Альянсе выступали США. Сейчас же, с развалом Советского Союза, прекращением действия Варшавского договора, на фоне существенной трансформации глобальных и региональных угроз и принятия в Североатлантический альянс новых членов, цели и роли в НАТО тоже существенно трансформировались.
Не взирая, что общее лидерство в блоке по-прежнему незыблемо остаётся за Вашингтоном, некоторые игроки европейской политики также обозначились как региональные военно-политические фавориты, в том числе среди стран бывшей сферы советского (российского) влияния. И, пожалуй, будет справедливым признать, что из всех постсоветских партнёров, сегодня входящих в НАТО, именно Польша имеет наибольший потенциал регионального лидерства на восточном фланге Североатлантического альянса.
После окончания Холодной войны
С момента окончания холодной войны и роспуска военного блока стран-участниц Варшавского договора в Центральной и Восточной Европе образовалась так называемая “серая зона” безопасности. Столкнувшись с новыми международными реалиями, польская внешняя политика своевременно переориентировалась на евроатлантическую интеграцию. Указанный выбор, как на дипломатическом или социальном уровне, оценивается не только с точки зрения геополитики. Скорее его можно рассматривать в качестве “цивилизационной” трансформации. Страна не просто присоединилась к Европе, она “возвратилась домой”.
В период окончания предыдущего столетия, который Френсис Фукуяма назвал “концом истории”, блок НАТО существенно отклонился от своего изначального курса обеспечения коллективной безопасности и перешёл к значительному расширению количества экспедиционных миссий. Такая новая роль НАТО в означенных видоизменениях международных реалиях главным образом определила характер участия и задачи членства Польши в Североатлантическом альянсе. После присоединения к НАТО в 1999 году, в надеждах укрепления своего авторитета как нового члена организации, Польша была добровольно вовлечена в многочисленные миссии и операции альянса.
Другим внешнеполитическим приоритетом Варшавы стала поддержка политики расширения на восток, что удачно дополняло аналогичную стратегию Евросоюза, путем включения в НАТО других постсоветских стран. Особое внимание уделялось работе Польши в отношении возможностей членства в организации Украины и Грузии.
Еще одним объективным фактором, повлиявшим на политику Польши в рамках НАТО, стала агрессивная деятельность Российской Федерации. После кратковременных попыток “перезагрузки” отношений с Москвой, Варшава вернулась на позиции настороженных отношений или даже восприятия со стороны России прямой угрозы. Особенно это стало очевидно после так называемой “Мюнхенской речи” Владимира Путина (2007 год) и российской агрессии в Грузии (2008 год).
После кратковременных попыток “перезагрузки” отношений с Москвой, Варшава вернулась на позиции настороженных отношений или даже восприятия со стороны России прямой угрозы.
Базисы этих событий послужили толчком к моделированию возможного ядерного удара по Варшаве в рамках российских военных учений “Запад-2009”, постепенной милитаризации Калининградской области и возрастающей угрозе размещения ракетных комплексов “Искандер”. На этом фоне загадочная авиакатастрофа польского правительственного авиалайнера под российским Смоленском (2010 год) и гибель практически всего военно-политического руководства Польши во главе с президентом Лехом Качиньским, естественно, не сняли напряжённости между двумя странами. В этом контексте необходимо упомянуть, что разнополярность мнений и оценок причин этой трагедии до сих пор частично раскалывает польское общество изнутри.
Меняющаяся роль и адаптация к новым условиям
Недавним переломным моментом для НАТО в понимании и оценке проблем безопасности в Центральной и Восточной Европе стала российская агрессия относительно Украины, что опосредованно, подчеркнуло уникальную роль Польши в Североатлантическом альянсе.
Вплоть до оккупации Крыма агрессивная напористость России не всегда была очевидна всем членам НАТО. До 2014 года многие страны не были готовы поддержать милитаризацию стран-членов Альянса из Центральной и Восточной Европы. Также стоит отметить, что сдержанность в этом отношении частично присутствовала и после событий 2014 года. Тем не менее, факт российской агрессии против Украины несколько отрезвил Евросоюз и Альянс и оказался решающим в развитии концепции “восточного фланга НАТО”. С момента начала конфликта этот термин приобрел различные политические атрибуты, выходящие за рамки чисто географического характера.
Вплоть до оккупации Крыма агрессивная напористость России не всегда была очевидна всем членам НАТО.
Во время начальной фазы агрессии (март 2014 г.) усилия Польши были сосредоточены на “интернационализации” российско-украинского конфликта – примечательно, что это в свою очередь привело к серии встреч политиков высокого уровня в различных региональных форматах. В их число входят Европейский Союз, Северо-Балтийская восьмерка и Вышеградская группа. В результате этих инициатив появилось большое количество совместных заявлений. Явная поддержка Польшей санкций, направленных против России, поместила страну в число так называемых “ястребов НАТО”.
На этом фоне действия на всём условном, но широком фронте Альянса также способствовали привлечению к конфликту международного внимания. Например, в марте 2014 года президент Бронислав Коморовский объявил, что Польша требует срочного заседания Североатлантического совета в соответствии со статьёй 4 Вашингтонского договора, которая предусматривает, что встреча может состояться, если государство-член считает, что его территориальная целостность, политический суверенитет или безопасность находятся под угрозой. Призывы к проведению такой встречи обнадёживали, что вмешательство России в Украину может рассматриваться как угроза для всего НАТО. Несмотря на своевременные инициативы Польши, такой саммит состоялся лишь в сентябре (Ньюпорт) 2014 года, однако уже там факт российской агрессии рассматривался в контексте солидарности как непосредственно с Украиной, так и с другими странами “восточного фланга”, явно ощущающими угрозу со стороны Москвы.
Также российская агрессия дала Польше аргументированные возможности вовлечения в конкретные инициативы НАТО относительно укрепления коллективной безопасности. Страна смогла достичь одной из важнейших целей членства – на повестке сформировался вопрос переброски на польскую территорию дополнительных сил Альянса, а Радослав Сикорский, тогдашний министр иностранных дел, даже заявил, что будет “доволен и счастлив”, если в Польше будут размещены две тяжелые американские бригады или десять тысяч солдат. Однако тактика ограниченной агрессии со стороны России затрудняла выработку общей позиции по развертыванию вооруженных сил в рамках НАТО, а также по линии санкций Европейского Союза. Изменения в архитектуре безопасности региона носили эволюционный характер, что парадоксальным образом ограничивало напряженность в регионе.
тактика ограниченной агрессии со стороны России затрудняла выработку общей позиции по развертыванию вооруженных сил в рамках НАТО
Дополнительная проблема заключалась в разворачивании системы управления и формировании военных группировок и структур по всему континенту, которые могли бы эффективно действовать в контексте задач коллективной безопасности и обороны. Стремление Польши к привлечению международного внимания к российской агрессивной активности на политическом и дипломатическом уровне и развитию военно-стратегического потенциала было подчеркнуто в Стратегии национальной безопасности страны от 2014 года. В документе сказано, что “Польша сосредоточит внимание на мероприятиях относительно укрепления оборонительной функции НАТО, включая стратегическое усиление восточного фланга Альянса”.
При этом значительные усилия были направлены на консолидацию региона. Польша взяла на себя ответственность ситуативного, но естественного регионального лидера, избегая при этом публичного признания или заявлений подобного рода. Еще до саммита НАТО в Ньюпорте, уже в июле 2014 года, президент Польши Бронислав Коморовский организовал в Варшаве встречу лидеров стран-членов НАТО: Болгарии, Чехии, Эстонии, Венгрии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии и Словакии. Эта инициатива в конечном итоге привела к созданию так называемого формата “Бухарестская девятка”. И хотя многие политики и эксперты чаще называют это объединение “восточным флангом” НАТО, Польша стремилась привлечь к участию в нём как можно большее количество стран. Например, в апреле 2020 года тогдашний министр иностранных дел Яцек Чапутович выделил Польшу, Румынию и Турцию в качестве ключевых столпов “восточного фланга”.
Польша взяла на себя ответственность ситуативного, но естественного регионального лидера, избегая при этом публичного признания или заявлений подобного рода.
В то же время было бы значительным упрощением предполагать, что Польша стала региональным лидером исключительно в результате своей деятельности в рамках НАТО. Тут важно отметить экономичную и инфраструктурную “Инициативу трёх морей”, представленную в 2016 году и включающую Австрию, Болгарию, Эстонию, Латвию, Литву, Польшу, Румынию, Словакию, Словению, Венгрию и Чехию. Здесь Польша играет роль инициатора и остается одним из наиболее активных членов, как в политическом, так и в экономическом смысле. А использование транспортных связей участников “Инициативы трёх морей” на восточном фланге НАТО может стать определяющим в вопросах манёвра войск на рокадных направлениях север-юг.
Влияние внешних и внутренних факторов
Несмотря на продолжающиеся вызовы безопасности на “восточном фланге НАТО”, роль Польши носит эволюционный характер, где в формировании новой реальности имели место ряд факторов.
Первое, что повлияло на роль Варшавы, – это характер адаптации Североатлантического альянса к новым условиям безопасности в регионе, где Польша сумела продемонстрировать стойкий пример следования за нарративом о милитаризации, подкрепляя это реальными действиями. Это была одна из первых стран НАТО, сумевшая достигнуть уровня расходов на оборону тождественного двум процентам ВВП. Кроме того, в период, предшествующий достижению относительно постоянного консенсуса в вопросах ротационного развертывания сил НАТО на “восточном фланге”, реальное присутствие союзников в этом регионе поддерживалось за счёт постоянных мероприятий оперативной и боевой подготовки (учений), а также интенсивных маневров.
И тут Польша взяла на себя роль принимающей страны, организатора и активного участника также получив возможность продолжить и продемонстрировать политику сближения Украины с Западом. Прекрасный пример этого можно было увидеть во время военных учений “Анаконда-16”, которые в конечном итоге не получили полного одобрения всех членов НАТО из-за решимости Польши символически включить украинский компонент. В то же время “Анаконда-16” выявила внутренние разногласия в НАТО по восточным вопросам.
Также Польша стала центром формирования союзных компонентов системы военного управления, стратегического развертывания и наращивания. Первым был сформирован многонациональный корпус на северо-западе (Щецин) страны, за которым последовало создание многонациональной дивизии на севере (Эльблонг) Польши в непосредственной близости границы с Калининградской областью России. Более того, Варшава на основе двустороннего сотрудничества с США перебросила некоторые сухопутные части и подразделения ближе к границе со странами Балтии чем существенно улучшила оперативную конфигурацию потенциального переднего края обороны НАТО. Тем самым Польша превратила свою территорию к западу от Вислы в ключевую часть так называемой стратегической глубины Альянса. А это значит, что Польша взяла на себя основную ответственность за возможные военные действия на северо-восточном участке, в том числе в районе Сувалкского коридора, блокирование которого чревато отсечением от сил НАТО стран Балтии, а также за последствия таких решений.
Польша стала центром формирования союзных компонентов системы военного управления, стратегического развертывания и наращивания
Еще один элемент, который повлиял на роль Польши, – это отношения страны с ключевыми партнерами по НАТО, где меняющийся характер сотрудничества определил роль Варшавы на “восточном фланге”. К концу 2015 года, на фоне некоторых внутриполитических тенденций, связанных со сменой правительства, Польша, как и Альянс в целом, начали приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам региона. В то время, перефразируя слова министра иностранных дел Радослава Сикорского, Польша охарактеризовала свою внешнюю деятельность и политику безопасности как поиск географически близких союзников.
После смены правительства отношения с ключевыми партнерами в ЕС стали ещё более маргинальными. Между тем, политика безопасности во все большей степени опиралась на прогрессировании двусторонних отношений с США. Яркие примеры такого подхода включают расторжение Варшавой контракта на закупку французских вертолетов “Caracal”, а также средства, потраченные на закупку вооружений от американских производителей. Эта переориентация в конечном итоге привела к размещению на территории Польши непосредственно американских войск вместе с соответствующим вооружением, техникой, оборудованием и инфраструктурой.
Означенная трансформация стала результатом многих факторов. И с точки зрения сохранения военно-политического баланса такой вариант отношений с США объективно стал лучшим способом гарантий безопасности региона. Однако, следуя союзу и оказывая знаки внимания Америке, в условиях постоянно меняющихся факторов глобальной безопасности и не исключённых возможностей внутриполитических трансформаций в самих географически далёких от польских проблем США, Польша может иметь некоторые сложности в обозримой перспективе. Тем более, в контексте российской угрозы, в Европе имеют место существенные расхождения взглядов между французским, немецким и польским вариантами политики безопасности.
Похоже, что недавние политические изменения в Америке могут заставить Польшу переосмыслить свою политику и роль на восточном фланге. После победы на президентских выборах Джо Байдена, отношения между Варшавой и Вашингтоном несколько охладились. В то же время Польша пыталась углубить связи с Турцией, у которой также сложные отношения с США. Польша также сделала некоторые дипломатические жесты в сторону Китая. Однако это следует рассматривать как не более чем попытку получить рычаги влияния в отношениях с Вашингтоном. Похоже, что Варшава пытается улучшить свои позиции на переговорах, поскольку страна сталкивается с угрозой новой перезагрузки американо-российских отношений и возможного потепления между Америкой с Германией. В таких условиях попытка вырваться из “ловушки” наличия только одного гаранта безопасности и диверсификации внешней политики может оказаться для Варшавы очень проблематичной.
Похоже, что недавние политические изменения в Америке могут заставить Польшу переосмыслить свою политику и роль на восточном фланге.
Выводы
Таким образом, с определённой долей скептицизма можно утверждать, что на эволюцию роли, да, пожалуй, и статуса Польши на “восточном фланге НАТО” влияют не только ситуация и решения, принимаемые непосредственно в стране, но и активно меняющаяся геополитическая структура международной безопасности.
В этом контексте следует отметить некоторый ассоциативный ряд с нашей страной. Фактор российской агрессии, сопровождающийся постоянно нависающей угрозой широкомасштабной войны, также подталкивает Украину к активному поиску надёжных и эффективных военно-политических союзников. При этом геополитические заигрывания с Россией со стороны некоторых западноевропейских стран часто не оставляют вариантов в выборе географически удалённых партнёров, лидирующими из которых безусловно выступают США и Великобритания.
Андрей Омельянчук, специально для “Військовий кур’єр України“